Эти заметки – не трактат, не исследование, основанное на анализе статистики и литературы. Это – некоторые соображения, которые возникли у меня во время двух поездок в Китай. В целом они подтвердили мои представления об этой стране, но некоторые детали позволяют скорректировать образ.

Камо грядеши, Китай?

1.Вперед или по кругу?

Китай напоминает мне планету Юпитер. Могучий гигант, немножко рыхлый, состоящий из разнообразных полос и пятен, но округлый и красивый. Он все время движется, в нем что-то сталкивается и бурлит. Но часто – это движение вокруг собственной оси, движение по кругу. Смута – подъем – могучая империя – гниение – смута. Однако и по орбите своей он тоже движется, хотя, вероятно, медленнее.

Китай меняется с каждым годом. Но где его координаты в нынешнем глобальном космосе? Еще несколько десятилетий назад большинство китайцев продолжало жить в традиционном аграрном обществе несмотря на все рывки и потрясения, с помощью которых председатель Мао пытался столкнуть гиганта с наезженного кругового пути. Еще десять лет назад мой учитель, посетивший Китай, рассказывал о толпах пешеходов и велосипедистов в Пекине, о повсеместных стройках, о людях, которые наконец-то сыты… Сегодня эти люди уже привыкли к сытости, и хотят чего-то еще. Их уже раздражает дефицит, но не товаров, а юаней. Денег не хватает, потребности растут. Пекинец пересел с велосипеда на автомобиль, но в столицу прибывают все новые тысячи вчерашних крестьян, и они тоже хотят «жить как люди». «Лимитчики» (как сказали бы мы двадцать лет назад) выделяются бедной одеждой.

А дальняя провинция – это Пекин прошлого десятилетия. Велосипедисты, недостроенные небоскребы, простенькая одежда…

Китай «вращается» неравномерно, куда менее равномерно, чем нынешняя Россия и даже СССР. Первые сравнения с СССР – в пользу Китая. Вкусно поесть – проще. Модно одеться – тоже, но если есть юани. А «пряников не хватает на всех». По уровню социальных гарантий Китай определенно отстает от позднего Советского Союза. За покровом официальных формул о процветании можно услышать недовольные разговоры о коррупции, бедности и богатстве, похождениях детей партийной и бизнес элиты, отсутствии надежных социальных гарантий.

Я давно уже писал о наивности идеи применить в СССР, а потом в России китайский опыт реформ. Перед нашими странами стояли разные задачи. Китай переходил от аграрного общества к индустриальному, а у нас этот переход был завершен в 60-е гг. СССР не сумел решить задачи уже другого перехода, к тому обществу, которое проступает за эпохой индустриализма. Мы ударились об эту грань и откатились от нее. Теперь сползаем в Третий мир. Китай на всех парах приближается к этому барьеру. Из этого следует, что ему придется решать те же задачи, что не сумели решить мы. Сможет ли он? Хорошо бы. Ведь когда у китайцев что-то по большому счету не получается, гигант сотрясают бури космических масштабов, так что и у нас стены трясутся. Вспомним полувековые гражданские войны в Китае и «Культурную революцию» Мао, когда и нам пришлось отбиваться от наседающих хунвейбинов. Так что я сочувствую китайскому народу в его будущей Перестройке – лучше бы получилось мирно и конструктивно. Но на пути через тернии к звездам трудно не зацепиться за колючки. Так что готовиться нужно заранее.

2. Вопросы марксизма-ленинизма. Как двадцать лет назад.

Об этом я говорил китайским коллегам, выступая в Академии марксизма-ленинизма: «Наша Перестройка – это ваше возможное будущее. Изучайте опыт Перестройки, и это поможет вам избежать хотя бы часть ошибок в грядущей эпохе перемен. В этом отношении задача левой интеллигенции – пусть в общих чертах, но до начала политической реформы сформировать идеологию социализма, соответствующую задачам XXI века. Марксистко-ленинская идеология соответствовала задачам ХХ века. Для решения проблем XXI века необходимо более широкая идейная платформа, при формировании которой мы должны учитывать и работы по пост-индустриальной тематике, и предвосхитившие их труды социалистов, которые не были марксистами. Китай также внес свой оригинальный вклад в развитие социалистических идей. Читайте Прудона, Бакунина, Михайловского, Сунь Ятсена. Укрепляйте идейную платформу социализма. Потому что альтернатива социалистическому пути – это откат в Третий мир, от грани пост-индустриального мира к грани до-индустриального».

Мы говорили о судьбах СССР и России в ХХ веке, но все время имели в виду Китай. Я чувствовал себя в 1987 году, когда нашу страну охватили споры о Сталине, но Ленин все еще оставался официальным героем. Китайские интеллектуалы ищут своего героя, и это непросто. У них Мао – и «основатель партии», и главный виновник «ошибок» (которые в частных разговорах уже называют преступлениями). Пожилой марксист рад тому, что я защищаю Ленина и Сталина от возводимой на них клеветы.

Я тоже публиковал статью, что количество жертв Сталина сейчас преувеличено. Он не так уж виноват, ведь решались великие задачи.

Я поправляю: «Он, конечно, виноват. Просто не нужно приписывать ему лишних грехов – у него своих достаточно. Но уничтожение миллиона людей – это не тот путь, которым нужно следовать». Китайский коллега возвращается в правильную колею: «Да, конечно Вы правы: Сталин совершал ошибки». Говорим «Сталин», подразумеваем – «Мао».

За обедом к разговору подключается молодежь – по-английски, которым старшее поколение владеет не очень. Сразу меняется и язык терминов – вместо марксизма-ленинизма – «экономикс». «Голод 1932-1933 гг. получился потому, что Сталин не разбирался в рыночных институтах». Я предлагаю понятный молодому либералу подход: Сталин действовал как капиталист. Ему нужно было продать хлеб и купить машины. А о людях он при этом не думал – ведь капиталист из учебника «экономикс» не обязан заботиться о своих работниках. Это понятная колея мышления – мой собеседник благодарит за то, что я разъяснил предмет.

Спрашиваю, не пробовали ли считать жертвы «Культурной революции»? Оценили шутку, смеются. Нет, пока.

Дама средних лет, подбирая русские слова, благодарит за лекцию и говорит, что над сказанным будет думать. Этот подход мне нравится больше всего. Пусть размышляют. Жаль только, что в Китае размышляющие обычно проигрывают. В Китае шаблоны и колея мышления исторически имеют огромную силу, пожалуй – сильнее, чем у нас. Может быть, это их спасет? Или станет главным препятствием на пути в будущее?

3. Мао, Сунь, Чан.

Мао еще смотрит на созданное им государство с денежных банкнот и со стены главной площади Тяньаньмэнь. Но он – уже не «Ленин». Они ищут опору в прошлом, но кто заменит Мао? О Дэн Сяопине говорят с уважением, но тоже как-то без теплоты. Ведь он отвечает и за то, что китайцы были накормлены, но и за все нынешние проблемы. Это же его реформы продолжаются. Да и о расстреле студентов в 1989 г. в частных разговорах говорят как об «ошибке», а то и – как о преступлении. Нет, Дэн – не «Ленин» китайской «Перестройки». Но без опоры в прошлом китайская политика обойтись просто не может…

Посмотрев в ласковые глаза председателя Мао, которые смотрят со стены императорского дворца, я обернулся на его мавзолей. И не увидел его – усыпальницу заслонил такой же большой портрет доктора Сунь Ятсена – первого президента Китая. А вот и «Ленин». Но вот что важно – Сунь не был марксистом. Его социалистические и демократические идеи довольно размыты. Китайские историки сравнивают партию Сунь Ятсена Гоминьдан с Партией эсеров в России. Сунь Ятсен вовремя умер и не успел «наломать дров». Так что для положительного героя истории он подходит хорошо. Но ведь у власти – коммунистическая партия, а не гоминьдан. А Сунь – не коммунист. Как быть?

Я смотрю на портрет Сунь Ятсена, а рядом проходит встреча Генсека ЦК КПК Ху Цзинтао и большой тайваньской делегации во главе с бывшим главой Гоминьдана Лен Джаном. Ему дают слово на китайском телевидении. Он разъясняет: «Хотя сейчас Гоминьдан находится в оппозиции на Тайване, мы по-прежнему добиваемся объединения страны. Тайвань – неотъемлемая часть Китая».

Чтобы понять масштаб перемен, необходимо напомнить, что еще недавно Гоминьдан считался реакционной партией (вам и сейчас покажут гоминьдановский концлагерь в Чунцине, где мучили и убивали патриотов), а лидер Гоминьдана Чан Кайши (унаследовавший партию через некоторое время после смерти Сунь Ятсена) считался в КНР главным злодеем китайской истории ХХ века. В завершение всех бед он после поражения эвакуировался на Тайвань, что положило начало существованию «двух Китаев» - большого «коммунистического» и маленького (но мощного экономически) капиталистического. Сейчас на Тайване у власти силы, которые добиваются признания независимости острова. И эта перспектива переживается в КНР болезненно, но как раз Гоминьдан следует завету Чан Кайши, который тоже считал Тайвань неотъемлемой частью Китая (правда, который нужно предварительно очистить от коммунистов).

Сегодня тема борьбы с коммунистами, которые настойчиво развивают в Китае капитализм, уже не актуальна для Гоминьдана. Зато теперь у него с КПК много общего – уважение к идеям Сунь Ятсена, стремление к объединению с Тайванем на условиях Гонконга, а значит – возможное начало политической реформы с допущением ограниченной (для начала) многопартийности с участием Гоминьдана.

Это предполагает более терпимое отношение и к фигуре Чан Кайши. Возможно ли это?

Заходит речь о Чан Кайши. Мы с коллегой обсуждаем его коварство. В беседу вступает еще один товарищ, вполне статусный, и начинает с жаром защищать Чана: «Он так поступал, потому что у него не было иного выхода. Это было нужно для сплочения нации».

Китайская элита начала XXI века уже не представляет собой идеологического единства даже на том уровне, который поддерживала КПСС в середине 80-х гг. Идеологическая Перестройка уже началась. О перспективе политических реформ говорят как о деле решенном. Но вот направление этих реформ может оказаться неожиданным для либералов.

Чан Кайши – это суньятсенизм, очищенный от демократизма и социализма. Получается чистый национализм. Так что если начнется сдвиг в сторону от коммунистической риторики, то пойдет он скорее всего не в сторону западного либерализма, а по линии Мао-Сунь-Чан. Это – естественная колея китайской истории.

4. Капитализм с китайской спецификой. Скрытые угрозы.

Предстоящие политические сдвиги определяются резким контрастом между коммунистической символикой режима и бурным развитием капиталистических отношений (которые не стоит путать с развитием именно производства). Собственно, официальная идеология КПК не утверждает, что в Китае построен социализм. Он – строится. И это логично с марксистской точки зрения – чтобы приблизиться к социализму, нужно сначала доделать капитализм.

Китай далеко ушел от «коммунистических идеалов» и представляет собой капиталистическую систему с элементами социального государства, унаследованными от прежних времен. Бизнесменов принимают в компартию, люди ропщут по поводу коррупции, сращивания бизнеса и чиновничества. Время от времени происходят громкие аресты коррупционеров. Но мы то с вами знаем, что борьбе с системной коррупцией это не очень помогает.

Начать бизнес в Китае легче, чем в капиталистической России. Ты идешь по улице мимо сотен лавочек, где торгуют всякой всячиной, часть которой производится здесь же, у тебя на глазах.

Но капитализм есть капитализм. Раньше жилье давали бесплатно, теперь – его можно только купить. Все пытаются заработать, но не у всех получается. Эти «плюсы» и «минусы» обсуждают здесь и там, причем не то чтобы спорят между собой, а «взвешивают», прикидывают – к лучшему или к худшему меняется жизнь.

В Китае популярен анекдот, который у нас рассказывали о Ленине накануне Перестройки: «Мао проснулся в мавзолее, посмотрел вокруг и сказал: нужно начинать все сначала». Кстати, этот анекдот заставляет задуматься о том, что может быть Мао более популярен в низах общества, чем в среде элиты.

Собственно, именно народная традиция остается своеобразным последним рубежом коммунизма в Китае. Как бы сегодня китайцы не гнались за индивидуальным мещанским счастьем, исчисляемым юанями, латентное тяготение к коллективизму в Китае сильно тем, что идет из глубины веков. Если англичанин может гордо сказать: «Мой дом – моя крепость», то китаец то же самое может сказать о квартальчике. Каждые несколько домов огорожены забором (часто у ворот стоит охранник), и внутри этой общины идет своя жизнь, свое обустройство. Здесь предпочли выделить побольше места для автомобилей, а здесь – для детской площадки. Торговцам не нужна «крыша» и защита от рэкета, они не чувствуют себя один на один с внешним миром. За спиной торговцев и ремесленников, которые завлекают вас к своим прилавкам с фасада дома, стоит его двор, где люди знают друг друга и в случае чего помогают. Или может быть – пока помогают?

Еще один признак надвигающегося кризиса – обилие молодежи на улицах. Китайцы выглядят несколько моложе своих лет, но все равно на несколько людей явно моложе 20 лет встречается только один-два «взрослых» и пожилых. Результат бэби-бума 80-90-х гг. Скоро вся эта молодежь закончит школы и вузы, потребует себе места под солнцем. А места-то заняты. Значит, возрастет безработица, социальная напряженность, радикальные настроения среди молодых специалистов.

Но пока приток рабочей силы поглощается быстрым ростом промышленности, особенно – строительным бумом, о котором мы поговорим во втором очерке.

Во многом нынешние промышленные успехи Китая связаны с тем, что национальный характер конгруэнтен как раз индустриальному производству на его конвейерной стадии. Но это – ограниченная фаза, а двигаться дальше – гораздо сложнее.

Российский предприниматель, партнерствующий с китайской фабрикой, жалуется: «Ты представляешь, их рабочий действует четко по инструкции, но он ее не понимает. И не пытается понять. На чертеже царапина – в сторону от линии разреза – он по этой царапине режет, приняв ее за линию чертежа. И не задумывается. Стоит что-то поменять в привычном порядке – кранты. Все перепутают. Инструкцию пропишешь – все опять отлично. Но пашут с утра до вечера, как заведенные. Не то что наши разгильдяи».

По всему Китаю ездят и стоят в пробках легковые иномарки. Почти все они – китайской сборки. Богатые китайцы предпочитают покупать японскую и немецкую сборку, хотя это гораздо дороже. Но совсем другое качество. Конечно, оно лучше нашего уже полу-феодального Автоваза, но пока отстает даже от Кореи. Для того, чтобы делать свою качественную современную технику, работы по шаблону недостаточно.

Китай занимает место одного из важнейших «цехов» мирового производства, но его место в мировом разделении труда пока ограничивается преимущественно сборкой и ширпотребом. С креативом, созданием нового – значительно сложнее. Здесь китайцы следуют лозунгу «учиться у заграницы». А заграница встраивает Китай в определенное место мирового разделения труда – сборочный цех, фабрика ширпотреба.

Так где же находится Китай. На грани Перестройки? Или у них еще есть время?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно выехать за пределы Пекина.

(Продолжение следует)